– Ну как, поймали вчера какого-нибудь беглеца?

– Вообще-то да. Обычно мы просто патрулируем изолятор для разобранных, но один из них сбежал как раз на нашей вахте. Ну да мы его, голубчика, взяли. Транкировали с пятидесяти футов.

– Ух ты, как же это, должно быть… увлекательно, – цедит Риса, раздумывая, не придушить ли клиентку. Вместо этого она, смыв шампунь, берёт сильно концентрированный обесцвечивающий раствор и ляпает его как попало на тёмные волосы инспекторши. Тут вмешивается Одри – на мгновение позже, чем следовало бы:

– Дарлин! Что ты творишь?!

«Дарлин» – это салонный псевдоним Рисы. Имя не в её вкусе, но главное, что оно служит своим целям.

– А что? – невинно отзывается она. – Всего лишь наношу бальзам.

– Это не бальзам!

– Ой.

Инспекторша пытается открыть глаза, но их всё ещё сильно жжёт.

– «Ой»? В каком смысле «ой»?!

– Ничего, всё в порядке, – уверяет её Одри. – Давайте, теперь я вами займусь.

Риса сдёргивает с рук перчатки и бросает их в мусорное ведро.

– Схожу-ка я лучше за пончиками.

И она исчезает за дверью в тот самый момент, когда клиентка начинает причитать, как сильно у неё жжёт кожу на голове.

• • •

– О чём ты только думала?!

Риса не пытается оправдаться, зная, что Одри этого и не ждёт. Её вопрос – скорее материнский упрёк, и Риса благодарна ей за него.

– Я думала, что настало время мне уйти.

– Тебе не надо никуда уходить, – говорит Одри. – Забудь об этом утре. Сделаем вид, что ничего вообще не случилось.

– Нет! – Риса бы с удовольствием забыла, но находиться так близко от этой инспекторши, слышать, с каким грубым презрением та высказывается о судьбе беглеца… Это вывело Рису из застоя и снова придало ей вектор. – Мне надо найти остатки Сопротивления и начать делать что-то конкретное для спасения ребят от таких вот сволочей!

Одри, вздохнув, неохотно кивает: она уже достаточно изучила Рису, чтобы понять, что девушку не переубедить.

Только теперь Риса понимает, почему ей снится тот наводящий ужас сон о множестве лиц без тел. Её преследуют разобранные дети, дети, у которых навечно отобрали всё, чем они когда-то были. Они не дают ей покоя, умоляют если не отомстить, то хотя бы сделать так, чтобы их количество не росло. Риса слишком долго медлила, больше она не имеет права оставаться глухой к их мольбам. Тот факт, что она сама выжила, обязывает её поставить себя на службу этим детям. Что с того, что она испортит причёску какой-то инспекторше, пусть это и принесёт ей, Рисе, крохотное удовлетворение? Этим она никого не спасёт. Хватит ей прятаться в салоне Одри.

Во второй половине дня Риса прощается. Одри настаивает на том, чтобы снабдить её припасами и деньгами, и дарит новый рюкзак, без дурацких сердечек и панд. Когда Риса уже почти на пороге, Одри говорит:

– Думаю, я должна кое о чём сообщить тебе.

– О чём?

– Только что услышала в новостях. Объявили, что твой друг Коннор всё ещё жив.

Это самая прекрасная весть, которую Рисе довелось услышать за последнее время. Но девушка быстро осознаёт, что на самом деле это вовсе не такая уж хорошая новость.

Теперь, прознав, что Коннор жив, Инспекция по делам несовршеннолетних весь мир перевернет вверх тормашками, лишь бы его найти.

– У них есть хотя бы какие-нибудь предположения, где он? – спрашивает Риса.

Одри качает головой.

– Ни малейших. Собственно, они думают, что вы с ним вместе.

Ах если бы это было правдой. Но даже когда Коннор приходит к Рисе во сне, она никогда не видит рядом с ним себя. Коннор убегает. Он всё время убегает.

Ланч с генералом и сенатором проходит в тёмных глубинах «Рэнглерз-клуба» – возможно, самого дорогого, самого эксклюзивного ресторана в Вашингтоне, округ Колумбия. Уединённые кабинеты с мягкими кожаными диванами, со своим собственным индивидуальным освещением и полным отсутствием окон создают иллюзию, будто само время остановилось по причине высочайшей важности проходящих здесь бесед. Когда ты обедаешь в «Рэнглерз-клубе» , мир за его пределами перестаёт существовать.

Следуя за распорядительницей в кабинет, Кам различает в зале несколько знакомых лиц. Сенаторы и конгрессмены, скорее всего. Люди, которых он видел на различных приёмах для высокопоставленных чинов. А может, это лишь игра его воображения. Все эти исполненные чувства собственной значимости сановники, считающие себя столпами политики и экономики, через некоторое время становятся на одно лицо. Кам подозревает, что как раз те люди, которых он не узнаёт – вот кто на самом деле заправляет делами. Лоббисты супертаинственных интересов, в которые ему даже не хочется вникать. У «Граждан за прогресс» нет монополии на тайное влияние.

– Покажи себя с наилучшей стороны, – внушает Роберта.

– И с которой же это? – усмехается Кам. – Ты ведь знаешь меня лучше, чем я сам.

Она пропускает его шпильку мимо ушей.

– Просто помни: то, что произойдёт сегодня, определит твоё будущее.

– И твоё, – замечает Кам.

– Да, – вздыхает она. – И моё.

Генерал Бодекер и сенатор Кобб уже на месте. Генерал поднимается навстречу новоприбывшим, сенатор тоже пытается выскользнуть из-за стола, но ему мешает объёмистое пузо.

– Пожалуйста, не вставайте, – просит Роберта.

Сенатор сдаётся.

– Бургеры берут своё, – сокрушённо признаёт он.

Все садятся, обмениваются неизбежными рукопожатиями и подходящими случаю любезностями. Беседа начинается с погоды: ах, какая она стала непредсказуемая, вот только что шёл дождь, через минуту солнце… Сенатор поёт хвалу жареным гребешкам – блюду дня.

– Анафилаксия, – выпаливает Кам. – Простите, я имел в виду, что у меня аллергия на морепродукты. Вернее, у моих плеч и верхних частей рук. Буду жутко чесаться.

Генерал заинтригован.

– В самом деле? Только там?

– Держу пари: этот молодой человек откажется лизать нам задницы на том основании, что у его языка аллергия на такую пищу! – Сенатор гогочет так, что стаканы на столе звенят.

Все заказывают, и как только им приносят закуски, высокопоставленные мужи приступают непосредственно к делу.

– Кам, – начинает генерал, – ваше будущее видится нам в военной области. «Граждане за прогресс» согласны с нами.

Кам ковыряет вилкой в салате.

– Хотите сделать из меня бёфа.

Генерал вспыхивает:

– Так именовать молодых людей, готовящих себя к военной карьере, крайне невежливо и несправедливо!